– Никак нет, – Ирошников обглодал куриную косточку. – Улик, собранных против меня, на троих хватит и ещё останется.
– Понимаю, понимаю, – пробормотала Татьяна.
Ирошников хотел сказать, что хозяйка ничего не понимает, ничего не знает и наверняка считает его убийцей, но вместо этого он весело спросил.
– А помните, как мы погуляли у вас в гостях на прошлый Новый год? Славно погуляли, капитально.
Ирошников посмотрел на хозяйку. Интересно, она заявит или не заявит? С одной стороны, свидетель – слишком муторная обязанность, с другой стороны, нужно выполнить свой гражданский долг. Люди вроде этой Татьяны просто заражены комплексом неисполненного долга. Она может и заявить, хотя муж станет её отговаривать. В таком случае она заявит тайком от мужа: сегодня к нам приходил беглый убийца, примите все меры. Мол, у этого Ирошникова и аппетит настоящего убийцы. Он съел огромную тарелку тефтелей, курицу и ушел в неизвестном направлении. Видимо, нанизывать на лыжную палку ещё одну бабушку.
– Да, погуляли мы на славу, – Вербицкий погладил себя по твердому животу. – Мой фельдшер Одинцов чуть из окна не выпал.
– Кажется, сто лет назад все это происходило, – вздохнул Ирошников. – В какой-то другой жизни.
– Да, веселые времена, – Вербицкий обернулся к жене. – Танечка, будь любезна… Нам с Антоном нужно поговорить с глазу на глаз, ты понимаешь.
– Конечно, – Татьяна подскочила с дивана, с благодарностью улыбнулась мужу, мол, спасибо, что избавил меня от общества этого страшного человека, и закрылась в соседней комнате.
– Спасибо за угощение, – Ирошников отодвинул от себя пустую тарелку. – Все-таки, домашняя кухня – это из разряда вечных ценностей, нетленных.
– Если негде переночевать, оставайся, мы потеснимся.
– Спасибо, мне есть, где ночевать, – сказал Ирошников. – Собственно, зашел я к тебе немного одолжиться. На работу я ведь устроиться не могу, везде паспорт спрашивают. Перебиваюсь, чем придется. На той неделе больного грузчика в мясном отделе гастронома подменял. А эта неделя – вся мимо денег.
Ирошников вспоминил вчерашний рабочий день. С вечера он разгружал коробки с карамелью в кондитерской «Галактика». Но хозяин, обещавший рассчитаться в конце работы, вдруг сделал интересное предложение: «Оставайся ночевать здесь вместе со сторожем, утром получишь тройной тариф. Главное присматривай за сторожем – это главное. А то спалит весь магазин к чертовой матери. И уволить его руки не доходят, родственник со стороны жены». Ирошников после короткого раздумья согласился. Накануне лопнул старый брезент на раскладушке, и Ирошников дал себе слово не возвращаться обратно к Ларионову без новой раскладушки или надувного матраса.
Весь долгий вечер и часть ночи неблагонадежный сторож крутил в подсобке музыку. А, хлебнув лишнего, залил виниловые пластинки сладким портвейном и сломал ветхий ламповый проигрыватель. Хватаясь за стены, сторож побродил по помещению, рухнул поперек дивана и уснул. В подсобке стоял тошнотворный сивушный дух, и Ирошников отказался от мысли выспаться на мягком. Подстелив попавшийся под руку овчинный тулуп, он лег на прилавок и долго не мог заснуть, все ворочался. Из подсобки доносился храп, свист и хрюканье сторожа.
На утро выяснилось, что у хозяина «Галактики» серьезные неприятности и на месте он появится не раньше следующей недели. Сторож, тоже оставшийся без зарплаты, тер кулаками красные глаза, ковырял в носу, матерился и, наконец, попросил у Ирошникова мелочь на бутылку пива. Так и не получив обещанных денег, Ирошников напился чаю с конфетами и вышел на улицу, решив, что новую раскладушку он купит не взирая на все козни судьбы. Прогулявшись на свежем воздухе, он с удивлением обнаружил, что ходу от злополучной «Галактики» до дома Вербицкого всего-то четверть часа.
– Сколько? – Вербицкий растянулся в кресле, вытянув ноги к телевизору. – Говори, не стесняйся. Зарплату в этом месяце ещё не давали, но я пойду снимку с книжки, без проблем.
Ирошников подумал и назвал весьма скромную сумму.
– С такими деньгами у тебя живот к позвоночнику прилипнет, – Вербицкий чуть не рассмеялся. – Давай так: заходи часа в четыре. Мне нужно сейчас в центр отъехать, вернусь я уже с деньгами. А хочешь, оставайся здесь, подождешь меня, с Татьяной покалякаешь.
– Нет, у меня дела, – соврал Ирошников, коротать время в обществе перепуганной женщины не хотелось. – Давай так: ты возвращайся, а я в начале пятого подсосусь.
– А что это за приятель, у которого ты прячешься?
– Подробностей тебе лучше не знать. Ты мне расскажи, что на работе происходит? Люди верят, что это я, – Ирошников почему-то никак не мог выговорить нужное слово, – верят, что я преступник?
– Люди слишком заняты собой, чтобы думать о твоей персоне, – искренне ответил Вербицкий. – Людям только до самих себя дело, все остальное по боку. У всех память коротка, помуссировали эту тему недельку. А потом все забылось, пошло по старому, будто и не было ничего. Зарплату задержат на день другой – это всех волнует, об этом говорят. А то какую-то бабку палкой пришпилили. Кто станет об этом вспоминать?
– Ясно, – кивнул Ирошников, со дна души поднялись хлопья какой-то серой мути и застили собой весь мир.
– Ты лучше вот что скажи, – продолжил Вербицкий. – Скажи, как ты думаешь, это сложно убить человека? Интересно, что при этом испытываешь. Нет, нет, я не про тебя. Просто интересно, что испытывает один человек, убивая другого.
– Сколько раз повторять: я не убивал никого, – Ирошников чуть не заскрипел зубами. – И не знаю, что испытывают убийцы. Может, эрекцию. А может, просто блевать тянет, – он поднялся с кресла. – Значит, в начале пятого у тебя.