– Деньги деньгами, но в койку я тебя не приглашала, сам меня затащил, – Рита всхлипнула. – Что ты нашел в своей жене? В этой бездарной музыкантше? Мне интересно. – А мне не интересно обсасывать эту тему, – Вербицкий сел на жалобно скрипнувшей кровати. – Если тебя не устраивает, что время от времени я залезаю в эту постель, давай строить наши отношения на другой основе, без лирики. И вообще, при чем здесь музыкальные способности моей жены?
Он встал на ноги, взял с кресла полосатый халат, просунул руки в рукава и направился на кухню, на ходу надев шлепанцы. Поставив чайник на огонь, он снял с полки банку растворимого кофе и пачку сахара. С Ритой лучше бы помягче разговаривать, без надрыва, без высоких нот, ни к чему все это. Ссориться с ней все равно, что в колодец гадить, из которого ещё долго воду черпать. Как никак Рита работает в центральной диспетчерской «скорой», старается, чтобы самые выгодные вызовы доставались именно ему, Вербицкому.
Взять хотя бы последнюю автокатастрофу, на которую бригада Вербицкого успела первой. Ритина работа. Если бы не она Вербицкий покатил бы щупать острый живот у какого-нибудь перепившего мужика или осматривать золотушного младенца. Да, все Рита. Выезд на автокатастрофы вообще не дело простой линейной бригады. Такими происшествиями занимаются специализированные бригады ЦИТО. Это их хлеб. Это у них отличное оборудование для тяжелых случаев, специальная машина, по существу операционная на колесах.
А в бригаде в бригаде помимо врача два фельдшера и сотрудник милиции.Еще на автокатастрофы выезжают реанимационные бригад, их двадцать на Москву, более чем достаточно. И у них полный набор средств, чтобы вытащить человека с того света, в частности, срочная ургентная терапия, позволяющая снимать отек легких. В этих бригадах много чего есть. А у Вербицкого что? Кое-какие лекарства, да носилки – вот и весь инвентарь.
Случись какая-нибудь гадость, Рите придется ответить на сложные вопросы. Почему, скажем, на место происшествия прибыла не бригада ЦИТО или реанимационная, а обычная линейная? Кажется, ответ на поверхности: рядом с местом происшествия оказался Вербицкий, вот он и прибыл. Но Рита все равно рискует. И вообще, она главная, центральная фигура. Любой телефонный звонок поступает оператору «скорой», и через минуту все данные уже на компьютере диспетчера направления. А дальне уж действует Рита: выясняет, есть ли на подстанции свободные бригады, кто на вызове, куда направлены машины.
И не нужно вступать с ней в пререкания. Правда, свои двадцать процентов с навара она имеет, тут без обмана, отдай и не греши. Двадцать процентов ей, двадцать фельдшеру Одинцову, двадцать водителю Силантьеву. Иначе нельзя, Бог велел делиться. Но надежные отношения с женщиной только на голом расчете не построишь. Нужны человеческие симпатии, доверие, ну, желательна половая близость. С Ритой нужно поласковее. Вербицкий выключил горелку под чайником, насыпал в чашку растворимого кофе, бросил пару кусочков сахара.
Он сел за стол у стены, наблюдая, как из прихожей появился и застыл на пороге кот Валтазар, рыжий, с темными пятнами за ушами. Вербицкий оглядел стол, решая, чем бы побаловать кота. Выбор не велик, всякие сладости коту не интересны. Отломил кусочек печенья, он намазал его сливочным маслом, положил угощение у своих ног.
– Кис-кис-кис, – позвал Вербицкий. – Иди сюда, Валтазарушка, Валтазарчик.
Кот приблизился, лизнул масло, покачал мордой, как показалось Вербицкому, совершенно осмысленно отказался от печенья с маслом. Вербицкий взял кота на руки, погладил по короткой рыжей шерсти, почесал за ухом.
– Ты тигра, а не кот, – сказал он Валтазару. – Настоящая тигра.
Вербицкий уже собрался почесать шею Валтазара, но кот вдруг чувствительно тяпнул гостя зубами за указательный палец, соскочил с колен и, передвигаясь прыжками, исчез в прихожей.
– Ну и сволочь, – сказал Вербицкий, потирая палец. – Тварь какая, – плохое поведение кота стало поводом для широкого обобщения. – И люди так же поступают, – сказал вслух Вербицкий. – Никакой благодарности от них. Сплошное свинство.
Он поднял с пола и бросил в пепельницу кусочек печенья.
– Поешь на дорожку?
Рита стояла у стола, застегивая верхнюю пуговицу халата. Видимо, недавняя размолвка забыта окончательно. Облачко набежало на душу и тут же исчезло.
– Один бутербродик, – кивнул Вербицкий. – С сыром и колбасой.
Рита резала хлеб тонким очень острым ножом и улыбалась своим мыслям.
– Можно маслицем сдобрить, – добавил он и подумал, что Рита наверняка ответит колкостью. Скажет, пусть маслом твою пищу музыкантша сдабривает. Но Рита сказала нечто совершенно иное.
– Валера, а ты никогда не хотел уехать отсюда? В Америку, например?
– То есть как уехать? – переспросил Вербицкий, до которого не сразу дошел смысл вопроса. – С чего бы это, уехать?
Маргарита Павловна только пожала плечами.
– Мне кажется, ты не доволен своей жизнью. Ты не доволен тем положением, которое занимаешь. И ведь это вполне логично, уехать.
– Ты шутишь, – Вербицкий фыркнул. – Пусть я не сделал блестящей медицинской карьеры, все равно уезжать нет смысла. Два моих приятеля сделали такую глупость. Теперь один из них, кандидат наук, живет в Лос-Анджелесе.
– Вот видишь, – начала Маргарита Павловна, но Вербицкий её оборвал.
– Да, живет в Лос-Анджелесе. Работает в какой-то забегаловке, моет тарелки вместе с китайцами. Хорошая компания для кандидата наук, китайцы, – Вербицкий хохотнул. – Другому приятелю повезло больше, он устроился торговать подержанными автомобилями. Пишет, что живет в приличном доме, ездит на хорошей машине. Но дом не его собственность, предстоит ещё ссуду выплачивать двадцать лет. И машина не его, он внес только задаток, первый взнос.